Иллинойская история

Печать

Поколение молодых людей, родившихся в России в 30-40 годах, прожило юность, зрелость, а иные и всю жизнь, в странных обстоятельствах. Оно не знало истории своей страны. Не то чтобы не знало вообще, а было с ней ознакомлено весьма односторонне.

Поколениям, родившихся в других странах, особенно европейских, была предоставлена более широкая возможность общения с разными точками зрения на события прошлых лет в истории и их стран и вообще мирового содружества. Они могли выбирать, анализировать, открыто спорить, утверждая своё мировоззрение.

И лишь с 90-х годов XX столетия мир постепенно стал открываться российским людям. Мы узнали другие точки зрения. Мы познакомились с другой историей России и даже с людьми, которые прямо или косвенно творили эту другую историю. Прибавляя к славе и гордости российской многие страницы. Чаще всего мы были удивлены, поражены, обижены…

Вам предлагается история весьма необычайного че­ловека. Донского казака, в 32 года ставшего полковником генерального штаба России и в 40 лет – единственным русским, получившим генеральское звание из рук Президен­та А. Линкольна. 17 июня 2011 года исполнилось 150 лет со дня присвоения звания бригадного генерала Ивану Васи­льевичу Турчанинову.

Кончался XIX век. Давно отгремела братоубийствен­ная гражданская война. Последняя, как покажет время, на бескрайних просторах Соединённых Штатов. Народ ак­тивно занялся мирным созиданием. Настолько активно, что уже к концу века страна заняла ведущее место среди самых развитых государств планеты.

На территории штатов Иллинойс и ряда соседних яркой осенью 1880 года бушевал праздник. Взрыв демо­кратии и патриотизма обуял все слои населения. Про­водились очередные праймериз. Жители штата решали неразрешимую головоломку – какому кандидату отдать голоса, кто из них лучше поможет в работе, бизнесе, учё­бе. Умные устроители праздника вовсю старались расше­велить население.

К приезду кандидатов мелкие и средние города чистились, мостились дороги, сносилось старое и вет­хое, заново раскрашивались фасады зданий вдоль цен­тральных улиц. Всё украшалось яркими плакатами и флагами. Но главное на улицы выбрасывались де­шевые товары и продукты и гром оркестра будоражил сознание обывателя, создавая эйфорию бесконечного праздника.

Кавалькада колясок и дилижансов двигалась по до­рогам южного Иллинойса. Кандидат от республиканской партии Джеймс Абрам Гарфилд в сопровождении много­численной свиты друзей, помощников и журналистов объ­езжал штаты среднего и южного пояса Америки. Джеймс Гарфилд, заслуженный генерал прошедшей войны, при­гласил в поездку и старых товарищей по баталиям. Пото­му маршрут был проложен ещё и по местам боевой славы в штатах Теннесси и Алабама.

День назад на митинге в St.Louis кандидат в Пре­зиденты начал свою победную речь с благодарности в адрес ветеранов, белых и чернокожих, живых и пав­ших. Воздав должное самоотверженности содат и офице­ров, заверив в вечной памяти их заслуги перед страной, он продолжал – «Ныне мы боремся за ту Америку, кото­рая достойна возрождения. Демократические принци­пы, провозглашенные нашей партией, в том числе пред­ложенная нами XV поправка к конституции о праве го­лоса чернокожим, явились основой возрождения стра­ны…» И так далее…

Он долго говорил, прерываемый аплодисментами и свистом. Генерал был доволен собой и теперь в коля­ске рассеяно слушал восторженные слова помощников и друзей.

Перед его взглядом расстилалась бескрайняя слег­ка холмистая равнина, украшенная осколками дубрав и блестящими зеркалами многочисленных речушек и озёр. Молчаливая равнина. Лишь изредка виднелись фермы и стада тучных разноцветных коров, немного оживляющих однообразный пейзаж. Было жарко и душ­но. Недавно прошли обильные дожди и земля парила, наполняя воздух ароматами полевых цветов и вспахан­ной почвы.

Напротив генерала сидел его старый военный при­ятель и соратник по битвам генерал Джордж Макклелан. Худощавый, весьма небольшого роста, энергичный че­ловек. Приятели в шутку называли его маленький Мак, а некоторые, желая подсластить дух тщеславия – юным Наполеоном. Ныне выбранный губернатором штата New Jersey он уже мало походил на бравого армейского гене­рала. Отказаться от приглашения старого боевого това­рища, да к тому же кандидата в Президенты, маленький Мак не мог себе позволить. Нет, он сопровождал Гарфилда не для поддержки его кандидатуры. Макклелан был сто­ронником демократической партии. Но уж очень взволно­вала мысль о возможности посетить памятные боевые ме­ста, где он не был пятнадцать лет. Да ещё не один, а вместе с боевыми товарищами.

Коляски пылили по грунтовым дорогам. Разговоры постепенно умолкли и дрёма наваливалась на путеше­ствующих.

– Мак, помнится где-то тут рядом был городок с жен­ским именем, кажется Anna, – прервав сонное молчание промолвил Гарфилд, – там формировался 19-ый Иллиной­ский полк. Не помнишь! Я это к тому, что в то время в го­родок какой-то фермер привозил необыкновенное пиво. Помню его необычайный вкус. Хорошо-бы сейчас испро­бовать. И генерал облизал языком пересохшие губы.

– Нет, пиво не помню, – встрепенулся Мак, – а вот за­бавную историю с тем полком помню.

– Что за история, дружище?

– В мае 1861 г. я привёл к Президенту кадрового во­енного, моего приятеля. Нам тогда остро нехватало опыт­ных, понюхавших пороха офицеров. А этот, представля­ешь, окончил академию генерального штаба в России, был в звании полковника, учавствовал в боях.

– Я его кажется знаю, Мак!

– Конечно. Ещё как! Сейчас вспомнишь. Так вот он сам предложил свои услуги, а я лишь высказал свои реко­мендации Президенту. Но Линкольн знал его и раньше. Они когда-то и тот и другой работали у меня на Иллиной­ской железной дороге. Я же отрекомендовал его как бле­стящего военного. Видел его на военной службе в России, много общался и слышал немало добрых слов, как о про­фессионале и порядочном, трудолюбивом человеке. А уж какой инженер-строитель был. Талант!

– Так что за история, Мак?

– Извини, отвлёкся. В это время Улисс Грант фор­мировал волонтёрские войска. Человек он, ты знаешь, хотя и мастер своего дела, но уж больно резок и крут. И буквально за пару-тройку месяцев создал 21 полк из новобранцев. Разношерстный народец, правда, ну не об этом речь. Пришла пора назначать командиров полков. А в то время заела нас демократия. До того до­шло, что в армии командиры были выборными, вплоть до полков. И вот в этом самом 19-ом иллинойском пол­ку, который ты упомянул, перед солдатами предстали два кандидата – всем знакомый Улисс Грант и мой рекомен­дованный. Никому неизвестный.

Дебаты были жуткие. Яростные. Чуть до драк не до­ходило. И представляешь – прошел мой человек. Сумел убедить солдат и офицеров, просто и ясно изложить свой план обучения, обхождения, оплаты, порядок отпусков. Вообщем прошел. А Грант провалился. Это наш лучший стратег, представляешь! Он сумел пройти только в сосед­нем 21-ом полку волонтёров. Вот такая смешная история. А ведь потом Улисс вознёсся до небес.

– Так что Мак, неужели прошел тот русский?

– Да тот самый, единственный русский среди нас! Он вскоре командовал уже бригадой, потом дивизией. Ну, вспоминай…

– О, конечно! Помню, помню Мак. Отлично помню. Судьба столкнула нас в 1862 г. в трагичной для него си­туации. Он тогда держался в высшей степени героически. А где он сейчас?

– Не знаю. Был ранен и после войны вновь устроил­ся ко мне в Чикаго на железную дорогу, патентным по­веренным. Я-то вскоре ушел в политику и лишь изредка слышал, что он долго работал, а потом вдруг уволился и занялся химерами. Это так похоже на русских! С тех пор ничего о нём не знаю. Да ты не слушаешь, Джеймс! Спишь что-ли.

В ответ лишь слышалось мерное сопение, прерыва­емое лёгким мелодичным храпом. Вскоре задремал и маленький Мак.

Осеннее солнце садилось за горизонт, кроваво раскра­шивая редкие застывшие облака, обещая ясный и жаркий следующий день. Усталые лошади еле тащились по дороге. Но видимо почуяв близость жилья, приналегли и вся каваль­када понеслась, вздымая тучи пыли. На самом деле вскоре показались дома. Сначала одиночные фермы, а затем впол­не городские строения, сквозь которые пролегла улица.

– Проснись Мак! Я ж тебе говорил, что вскоре будем в Anna. Так оно и есть, – теребил приятеля Джеймс, – вот он наш город. Совершенно не изменился. Хорошо помню тот бар. Вон он там, направо и с правой стороны. Эй! – генерал высунулся из окошка коляски, – здесь заночуем. Останавливайтесь.

Город был тих и безлюден. Он не ждал приезда столь высоких гостей. Ветер швырял по улицам красные ли­стья, обрывки бумаг и газет, хлопал ставнями и вообще в те вечерние часы чувствовал себя полновластным хо­зяином улиц и переулков. Кавалькада остановилась пе­ред единственной двухэтажной гостиницей. Выскочил заспанный портье и засуетился при виде многочислен­ных богато одетых людей. Он то хватался за сумки и бау­лы, то широко раставляя руки в полупоклоне приглашал в гостиницу, одновременно стараясь показать возницам въезд на конный двор.

– Мак! Друзья! Тут без нас разберутся. У меня всё пересохло внутри. Здесь очень близко, – кандидат в прези­денты уверенно зашагал по улице. За ним плёлся, кряхтя от долгого сидения в коляске, маленький Мак и трое при­ятелей генерала. Ещё издали до них донеслись визгливые звуки оркестра, а вскоре открылся и вид на характерное для тех времён здание питейного заведения, салуна. Двух­этажное деревянное сооружение, обвешанное газовыми рожками, окрашенное в коричневые тона. Дополняло всё размалёванные фигуры полуголых дам в экстравагантных позах и ковбоев на взмыленных мустангах.

Не успели они войти как хозяин заведения, увидев богатых посетителей, вызвал дам. Оркестр грянул во всю мочь и вот уже местная потаскушка стала привычно разы­грывать спектакль с раздеванием. Хлопнул выстрел и с де­вушки упал лифчик. Ещё один – падают юбки… Тут выско­чил стрелявший ковбой и громко с подвыванием завопил известную мелодию – My name Sam Wane…

Но допеть не дали. Внезапно примчался мэр город­ка, кем-то оповещённый. Замахал руками, затопал нога­ми и брызгая слюной закричал на хозяина – Что ты этакое позволяешь, Том! Что подумают гости! Убрать этих шан­сонеток. Наведи наконец порядок… Смотри, прикрою за­ведение.

Том ошарашенно поглядел на главу города, по­том на гостей и быстро понял свою оплошность. Через минуту-другую столы были накрыты светлыми скатер­тями, правда не первой свежести, опилки на полу смете­ны куда-то в углы, а за дальними столиками благочинно засели местные завсегдатаи с тем же дамами, очистив центр салуна. Теперь кавалеры и дамы старались вести себя благочинно, занимая друг друга дружескими бесе­дами.

– Том, – обратился к хозяину Джеймс Гарфилд, – пят­надцать лет тому назад видимо твой предшественник уго­щал нас необычайным пивом. Конечно, прошло столько время, но может ты знаешь и это пиво и того фермера, который привозил его.

– Сэр! Вы видимо большой человек… – начал было Том.

– Да ты знаешь, что перед нами будущий президент Америки, – прервал его нетерпеливый мэр.

Том заглотнул слюну, выкатил глаза. В них прыгали бесы. Он широко развёл руки и с притворной радостью нараспев произнёс – Кто ж не знает старого ирландца. Весь Иллинойс знает. Он правда загнулся уже, но сыну пе­редал все секреты, сэр. Сейчас будет исполнено. Располо­гайтесь. Сейчас всё будет на верхнем уровне. И пиво и музыка.

Гости расселись в углу у окна. Нетерпеливый мэр всё крутился возле, пока и его не пригласили присесть. Нако­нец, вынесли в больших глиняных кувшинах пиво и гости с наслаждением, молча осушили первые стаканы. Завя­зался разговор. Все остальные посетители, поначалу при­тихшие, быстро освоились с новой обстановкой и вообще вскоре перестали пялить глаза на высоких гостей.

А в это время из тёмного угла залы послышалась негромкая нежная мелодия. Пела скрипка. И было так странно слышать в этих прокуренных стенах, пропитан­ных алкоголем и мочёй, мелодии европейской музыки, что гости подняли головы, оторопело вглядываясь в тем­ноту зала.

Постоянные посетители не обратили внимания на появление скрипача. А мелодия крепла и волшебные звуки неслись из темноты, заполняя и простые и сложные души людей светлыми радостными чувствами. Играла рука профессионала.

– Том, – негромко позвал хозяина Джеймс – кто это?

– Вам нравится, сэр! В нашем городке живёт. Ветеран войны, люди говорят. Неважно ему приходится. Вдвоём с женой кое-как перебиваются. Он игрой на скрипке, она перешивает людям старые платья. Слышал, что умеет ле­чить болезни. Но денег за лечение не берёт. Гордые люди. Пенсию почему-то не получает.

– Кто он? Откуда родом?

– Не знаю, сэр. Он очень молчалив. Его музыка не нравится нашим людям. Зато когда приезжают такие гости как вы, я тут же зову его.

– Он приходит, играет, а после моя жена кормит его и даёт немного денег. И по праздникам он много играет.

Замолкли звуки скрипки. Но через малое время они возникли вновь. Теперь это была иная мелодия. Непохо­жая ни на что. Весёлая, искристая, разудалая.

– Я где-то слышал эту мелодию, – вдруг воскликнул маленький Мак, – убей меня Бог слышал, очень давно. Да, да в Чикаго, лет двадцать тому назад. Точно! И играл её нам один русский. Виртуозный скрипач. Да я ж вам в доро­ге упоминал о нём, мой генерал, – сказал Мак, обращаясь к Джеймсу Гарфилду, – это тот самый рекомендованный мною Линкольну, профессинальный военный. Но как эта музыка оказалась здесь?

– Том, нельзя-ли его позвать к нашему столу, – произ­нёс Джеймс.

– Будет исполнено, сэр. Эй, Джон! Тебя приглашают мои гости. Выйди, пожалуйста, к нам.

Из тёмного угла медленно выдвинулась полная фи­гура невысокого мужчины. Смычок уверенно прыгал по струнам, толстые короткие пальцы легко скользили по грифу. Голова была покрыта шляпой с широкими поля­ми, так что лица почти не было видно.

– Что вам угодно, господа, – густым низким голосом произнёс мужчина, не переставая играть. Явственно слы­шался акцент.

– Извините, сэр. Вы не могли-бы представиться, – промолвил Мак.

– Конечно. Второй раз с разницей в двадцать лет ува­жаемый Джордж Бринтон Макклелан, – послышался голос из-под шляпы.

То что произошло затем скорее можно было сравнить со взрывом бомбы.

– Это вы, Джон! Генерал Турчин – в один голос вос­кликнули, вскочив с кресел, и Макклелан и Гарфилд, – как вы оказались в этой дыре.

– Как наказание божее, видимо, – отвечал снявший шляпу полный человек, – иначе и не назовёшь.

На них смотрели спокойные ясные глаза из-под широкого нависшего лба. Уверенный взгляд много повидавшего человека.

Чуть позже три боевых генерала прошедшей Гражданской войны сидели в холле небольшой гостиницы и поначалу оживлённо, часто перебивая друг друга, бесе­довали.

– Джон – картинно воздев руки, быстро и жестко рубил слова маленький Мак, – я вскоре после войны покинул Чикаго, но мои друзья писали, что вы вдруг бросили и уютный дом и хорошую работу, наконец, своих друзей. Куда-то ис­чезли. Ни одно го письма, ни одного известия за пятнад­цать лет. Исчезли с Надин, прекрасной женщиной, люби­мицей нашего общества. Мы были уверены, что вернулись на родину. Не могли только понять почему так таинствен­но. А вы оказались здесь… в этом грязном салуне.

– Ну что поделаешь, Мак. Позвольте мне вас так назы­вать, как ранее в Чикаго. Все мы вершители своих судеб. Да, был дом, работа, милые добрые люди нас окружали. Но как-то однажды пришли другие люди. И как мне пока­залось искренне попросили помочь в покупке земли, не­дорогой естественно, для организации польской колонии.

Турчин вдруг замолчал. И видимо решившись, продолжил.

– Хорошо! Если уж зашел разговор и если вы позволи­те занять мной этот вечер, то я расскажу всё по порядку.

– Несомненно, мой генерал, – воскликнул Гарфилд, почувствовав как остро необходимо высказаться человеку, – ещё в пору нашего трагического знакомства, тогда в 1862 году, мне было очень интересно узнать как вы поя­вились в американской армии и вообще в Америке.

– Извольте, генерал. Если только это не просто веж­ливое любопытство. Мы с Надин прибыли в Нью-Йорк осенью 1856 года, – начал Джон Турчин. Как и почему прибыли – это другая история. Молодые, полные надежд. Конечно, были средства. Купили большую ферму на Лонг Айленде. Была реальная мечта – заняться земледелием. Ведь все мои предки землепашцы. Это у меня в крови… растить хлеб, разводить скотину. Решили заняться тор­говлей мясо-молочными продуктами. Всё вложил в дело. И как вы думаете, сколько просуществовала наша фер­ма, – Турчин широко и печально заулыбался, – всего пол­тора года. Полностью разорился, поставив всю продукцию одному оптовику с оплатой после продажи. Доверился, обрадовавшись предложенной высокой цене. Обманул тот оптовик. Пришлось влезть в долги. А тут грянул кри­зис. В результате всё отобрали. И как котят вышвырнули на улицу. Это был страшный урок.

– Курите. Это ямайские сигары, – предложил Гарфилд.

– Нет сэр. Спасибо! Сердце пошаливает в последнее время. Видимо сказывается ранение.

Турчин с тоской посмотрел на сигары, вдохнул аро­матный дым и повернулся к старому другу.

– Мак, не могу поверить глазам. Третья встреча за четверть века и каждый раз как какое-то знамение. Мы наслышаны о твоих успехах. Ты нынче губернатор Нью Джерси. Посылали тебе в тот год поздравительную теле­грамму. Видимо затерялась или помощники не сочли нуж­ным показать.

– Извини, Джон! Не припомню. Наверное не получал её, – маленький Мак виновато улыбнулся.

– Вы и меня извините за многословие. Здесь не с кем перекинуться словом. А так хочется выска­зать всё что накипело за долгие годы одиночества. Кому как не вам, боевым товарищам.

Он обвёл взглядом собеседников, глубоко вздохнул и продолжил.

– В общем поняв, что в бизнесе не светит удача, ре­шили пробиваться инженерной службой. Я ведь окончил Академию генерального штаба в России и имел непло­хой опыт в строительстве инженерных сооружений. Ну­жен был гражданский диплом и мы перебрались в Фи­ладельфию. Там закончили колледжи – я инженерный, а Надин медицинский. Кстати, это был первый в Амери­ке колледж для женщин. Мне повезло. Предложили ме­сто архитектора в небольшом городе Маттун. Это здесь неподалёку, в Иллинойсе. Там и началась эра нашего возрождения. Интересная работа, новый дом. Осво­ил язык. Появились друзья, общество занятных людей. Даже стал принимать активное участие в политических делах. Именно там нас с Надин очень вдохновила про­грамма новой Республиканской партии. Вскоре стал её активным членом.

И как – то с той поры во всём везло. Бывает –же такое. Прошло немногим более года жизни в Маттуне и судь­ба дарит нам самый ценный подарок. Кажется в конце 1859 года наш маленький захолустный городок посещает большое начальство во главе с вице-президентом илли­нойской железной дороги… г-ом Макклеланом. С вами Мак. Помните!

– Ещё-бы Джон! Как сегодняшний день. Такая неожи­данная встреча. Я вам позже, Гарфилд, расскажу подроб­ности. Это достойно пера Бальзака.

– Вы себе не представляете господа, что творилось со мной, когда я увидел выходящим из поезда вас, Мак. Вторая встреча и где? Да и вы были потрясены. Мы обня­лись как два брата, не видевшие друг друга десятки лет. Ещё бы! Увидеть здесь человека, с которым столько време­ни провёл вместе в С. Петербурге. В то счастливое время глубокомысленных и безответственных бесед. Ведь когда счастлив, господа, согласитесь, об ответственности не ду­маешь. Некогда.

– В общем уже в начале следующего 1859 года мы с Надин, благодаря вам, Мак, оказались в Чикаго в пре­красном доме среди новых друзей. Нас захватила новая работа. Надин впервые испробовала себя медсестрой в больнице. Порой приходила страшно уставшая и её боль­шие серые глаза как-то укоризненно смотрели на меня и наполнялись слезой. Из жалости к себе.

– Я трудился инженером топографом на железной дороге. В то время она интенсивно строилась, проклады­вались новые линии, проектировались мосты, виадуки, меняли рельеф местности. Везде был нужен мой неза­менимый теодолит. Ежедневно. Мотался как угорелый по центральным штатам, а приезжая знал, что встретит меня любимая женщина и друзья. Музыка и беседы. По­рою острые, но всегда искренние, захватывающие душу. Господи, какое это было счастливое время!

– В один из таких вечеров, помнишь Мак, ты пред­ставил меня в ту пору мало известному адвокату А. Лин­кольну. Высоченный, аскетически сложенный, он тогда работал юрисконсультом дороги. Очень религиозный человек, обладающий глубокими знаниями и огром­ным ораторским талантом и как мне показалось позже внутренне одинокий… Зажигательные речи адвоката невольно привлекали и уже вскоре мы искренне про­никлись его идеями. Я активно включился в политиче­ские события на стороне, естественно, Республикан­ской партии.

– Счастливое время, Мак. Кто мог предвидеть тогда и президентство яркого юрисконсульта железной дороги, и кровопролитную войну, и моё пребывание в этом за­штатном городке… Самые счастливые мои годы.

Джон Турчин замолчал. Как-то сник. Гарфилд, попы­хивая неизменной сигарой, внимательно смотрел на груз­ную обмякшую фигуру когда-то энергичного генерала. За­метил и мешковатый грязно-зелёного цвета сюртук с за­стёжкой на пуговицы, выглядывающую не первой свеже­сти желтую жилетку и помятые брюки. Увидел и аккурат­но наложенные заплаты на левом плече сюртука и немно­го разошедшиеся швы под рукавами. Джон поймал взгляд Гарфилда и смутился.

– Извините, господа, я не могу вас пригласить к себе.

– Ну что вы, генерал, – стараясь приободрить чело­века, произнёс Гарфилд, напомнив ему о боевом звании, – мы здесь проездом, всего на один вечер и всё же непонятно как вы оказались в этом городе. И вновь грустная улыбка озарила лицо скрипача.

– После войны вы все подались в большую поли­тику. А в моей судьбе видимо война стала наивысшим проявлением энергии. И когда она окончилась энергия внезапно иссякла. Как-будто взорвался вулкан, выплес­нул огонь, сжёг всё вокруг и осталась лишь голая холод­ная гора. Надо признать, что этому поспособствовало и ранение. В октябре 1864 года был вынужден уйти в от­ставку. Я вновь не знал что делать, чем заняться. Словно отняли любимую игрушку у ребёнка. Надин как могла старалась приободрить. Её тёплые руки и на этот раз вытащили меня. Она тогда написала вам, Мак. И вы вновь помогли. Вновь стал трудится на железной дороге, вновь зажил в Чикаго.

Но жизнь уже была иной. Инженерные работы вести уже не мог. Предложили пост патентного доверенного. Тихая работа. То милое довоенное общество отчасти ис­чезло, отчасти стало недоступным. Но я не жаловался. Оклад был неплохой, да и Надин устроившись в больницу недурно зарабатывала. В общем зажили. Вот только Го­сподь не давал нам детей и эта боль постоянно сопрово­ждала нас. Почти десять лет так прожили. Возник новый круг знакомств. К сожалению не тот, что радовал душу в довоенное время. Нет, нет я никого не укоряю. У каждо­го своя судьба, своя жизнь.

Но я следил за вами, и честное слово, радовался ва­шим успехам. Ты, Мак, пробовал себя в качестве прези­дента. Не удалось, но стал уважаемым сенатором, ныне губернатором. Вы, Гарфилд, тоже стали сенатором, те­перь вот надеетесь быть президентом. А рыжий Улисс пре­взошел всех, два срока прослужил на этом посту. Правда пишут, что успехи на гражданском поприще у него значи­тельно слабее нежели были на военном.

В общем жизнь текла медленно и размеренно. И ка­залось не предвидилось никаких препятствий, неожи­данностей. И видимо от однообразия стала посещать то­ска по России. По родным и близким.

Что с ними, как они там? Снился Петербург, друзья, балы. Ведь за эти годы ни одной весточки не было. Наверное все отвернулись по­сле моего бегства…Забыли нас. Эти мысли были и ранее, но как-то бледнели в вихре дел. А тут становилось тяжело. Пробовал писать. Опубликовал две книги о гражданской войне. Описал сражение под Чикамогой. Это здесь неда­леко, Мак. Ты встречал эти книги?

– Нет, Джон! К сожалению нет. Знаешь, как ушел на гражданку стали не интересны все эти военные ба­талии.

– Ну и слава Богу. Ты уж извини. Там есть страницы, где я тебя ругал за нерешительность. Помнишь, к каким жертвам это привело…А ведь введи тогда резерв и конфедераты сдались бы быстро.

Год за годом тихо старили нас с Надин. Душевным болотом медленно засасывая на дно. Но видимо провиде­нию был необходим ещё один всплеск в нашей судьбе. Вот тогда-то, в 1872 году, судьба и подкинула мне поляков. Помните, говорил о них в начале разговора. В основном это были политические беженцы из королевства Поль­ского, бежавшие после ряда восстаний в 1846-1863 го­дах, жестоко подавленных российскими императора­ми Николаем и Александром. Они просили помочь им в создании славянской колонии. Правильно рассчита­ли, что как заслуженному генералу гражданской войны и старому служащему железной дороги мне могут пойти навстречу с приобретением дешевых земель вдоль стро­ящихся дорог.

Да, эта идея тогда всколыхнула нас самым острым об­разом. Особенно возбудила мою Надин. Ты, Мак, навер­ное помнишь её.

– Несомненно Джон! Она блистала в нашем обще­стве и красотой и красноречием. Наши дамы, непривыч­ные к политическим дебатам, буквально шарахались от её острых слов, обличений женского неравноправия, язвительных сравнений. Если мне не изменяет память, то Линкольн в пору предвыборной компании даже пред­лагал ей поездки по штатам для привлечения избира­телей.

– Было и такое, Мак, – тихо отозвался скрипач, – но он позже отказался от этой идеи, да и английский её в то время сильно хромал.

В общем стали мы думать и гадать, где в нашем или соседних штатах найти земли. И пришла великолеп­ная мысль. В ту пору, как я говорил, шло интенсивное же­лезнодорожное строительство в наших краях. В проектах строительства обязательно входило создание станцион­ных зданий, ремонтных мастерских, депо и прочего об­служивающего дорогу комплекса производств. В том чис­ле строительства жилого, торгового, школьного и меди­цинского фонда для персонала, наделение приусадебны­ми участками и т.д. Под это по федеральному закону, ты это хорошо знаешь Мак, выделялись значительные масси­вы земель вдоль дороги. Дешевых земель. Теперь вы пони­маете мою мысль. Да, да! Я обратился к руководству Ил­линойской дороги с предложением передачи нам проекта любого станционного узла. В любой точке дороги, где на­мечалось его создание. Под мою ответственность.

Там мы планировали строительство славянской ко­лонии. Многие беженцы-поляки были строителями и ре­месленниками. Некоторые имели инженерное образова­ние. Я потратил массу сил, убеждая руководство дороги.

К сожалению вас уже не было в Чикаго, Мак.

Убедил! Мне пошли навстречу, учитывая и безупреч­ную работу ранее и умение организовать и руководить большими массами людей. Под полную личную ответ­ственность.

Господи, как мы радовались. На первом собрании ко­лонистов поляки предложили название посёлка. «Радом» – по имени древнего польского города, где во время недавнего восстания шли ожесточённые и кровопролитные бои, а по­сле подавления знаменитый городской костёл Св.Вацлава был превращён в тюрьму для ссыльных в Сибирь. Для вас это ни о чём не говорит, господа. Но для гордых и обездо­ленных поляков это было как возрождение.

А для нас с Надин как пробуждение. От долгой зим­ней спячки. Мы вновь радовались жизни, мы вновь были нужны людям. Их счастье было в наших руках. В общем, что говорить. Бросили хорошо оплачиваемые работы, пе­реехали в прерии, в палатки. Всё своё время и все нако­пленные средства вложили в строительство колонии. Ко­нечно, помогла дорога. Мои-то средства, вы понимаете, были мизерны. Дело пошло и уже через два-три года в ко­лонии жило более 200 семей.

А как радовалась моя Надин, когда открылись двери маленького уютного медицинско­го пункта и она стала его хозяйкой.

А через три-четыре года стал замечать…. что не ну­жен вдруг стал. Услышал как-то, что вот мол старый чуди­ло, святой благодетель, этакий европейский утопист, ста­рается переустроить мир, старается учить нас уму-разуму. Стал нервничать, взрываться по любому поводу. В ре­зультате перессорился со всеми. В общем, как говорится, хлопнул дверью. Обратно возвращаться в Чикаго гордость не позволяла. Взывать к вашей помощи не хотел.

Джон Турчин замолчал. Погладил привычным же­стом окладистую чёрную бороду. Внимательно посмо­трел на притихших генералов, как-бы проверяя восприя­тие слов. Гарфилд раскурил новую сигару и пряный дым завис в неподвижном воздухе гостиной. Он попросил от­крыть окно. Ворвался лёгкий тёплый ветерок. Освежил атмосферу. Мак подал знак и слуга вновь наполнил бока­лы, тем самым приглашая собеседников к продолжению разговора.

Леонид РОХЛИН
 окончание в № 6 2011 г.

 

Слово о русском писателе…

Печать

Не прилично ли будет нам, братия,
Начать древним складом
Печальную повесть о битвах Игоря,
Игоря Святославича!
Начаться же сей песни
По былинам сего времени…

8 октября, в день памяти Преподобного Сергия Радонежского – юбилей замечательного русского писателя Юрия Николаевича Сбитнева.

Более тридцати пяти лет тому назад он оставил столицу и перебрался в древнее село Талеж, расположенное неподалеку от современного города Чехова. Здесь, среди могучих лесов, на берегу речки Смородинки, где некогда пролегала северная граница древней Черниговской Руси,
нашел писатель уединение для творческих трудов.

Наше знакомство случилось зимней порою, после прочтения небольшой по объему, но важной для меня как по духу, так и по сути, книги – «Святой родник в Талеже и вокруг него». Вот и сподобил Бог приехать в гости к писа­телю. Переступил порог дома и очутился в настоящем музее. Гостеприимный и по-русски хлебосольный хозяин быстро накрыл стол, и по ходу дела дал от­вет на мой вопрос: – Я уже давно мысленно живу в XII веке, в том самом древ­нем Чернигове. Талеж находится на краю северного удела этого древнерусско­го княжества, так что живу я как раз по адресу.

Глядя на коренастую и могучую фигуру Юрия Николаевича, в голове сра­зу же возникают образы древних былинных богатырей, подвиги которых вос­певал ещё легендарный Баян. В свои 80 лет писатель сохранил косую сажень в плечах, а великий рост, несомненно, указывает на недюжию силу. Что ска­зать, крепок Юрий Николаевич! Многим из молодых даст форы. И не только физически, но, прежде всего, своим духом, любовью и верою в Отчизну. А вот этого как раз многим из нас и не достает. Пример его подвижнической жизни, истовой любви к древним летописным героям – Черниговским князьям, мно­гие из которых для нас до сих пор так и остаются неведомыми, есть наглядный урок для подражания.

О творческих замыслах, об истории Древней Руси, о князьях Черниговских с Юрием Николаевичем можно беседовать часами напролет. А как иначе, если он есть настоящий и неисчерпаемый кладезь истории. Конечно, можно обра­тить в шутку его слова, что он живет в XII веке. Но ведь, что самое удивитель­ное, оно так и есть, он действительно своей широкой душою живет там, в дале­кой для нас Черниговской Руси. Совсем не случайно именно ему, постепенно, страница за страницей, открываются досель неведомые события, доверяются особые знания, казалось навсегда уже утраченные.

В России нет ни одного человека, который не слышал о замечательном древ­нерусском литературном памятнике – «Слове о полку Игореве». Ну и что? Слы­шали, а кто-то, может быть, даже и пытался прочесть. Так – то оно так! Да вот только для Юрия Николаевича эта поэма стала путеводной звездой и вела за со­бой более 60 лет. Итогом этого долгого и тернистого пути, порой – трагическо­го и в чем-то мистического, на котором его подстерегали горечь разочарова­ний и допущенных ошибок, а то и радость от нежданных-негаданных откры­тий, явилась замечательная книга – «Тайны родного Слова» Кто бы не прочёл эту книгу, труд всей жизни писателя – все в один голос говорят, что лучшего иссле­дования «Слова» не встречали. Честно признаться, на меня эта книга произвела просто оглушительное впечатление! Я был поражен емкостью и глубиной размышлений автора, вместе с ним принимал участие в его поисках, раз­думьях. Как и он, искренне радовал­ся, когда нам обоим удавалось совер­шать свои маленькие открытия.

Юрий Николаевич своей кни­гой одарил меня тем несравненным ни с чем чувством открытия, насто­ящей победы, которое, наверное, ис­пытывают альпинисты, поднявшие­ся на вершину великой горы или по­корители Арктики, сумевшие прео­долеть все препятствия и достигнув­шие Северного полюса. За это самое чувство сопричастности и сопережи­вания, испытанное мною при про­чтении труда писателя, я безмерно ему признателен и искренне благода­рен. Только благодаря настойчивости и усердию Юрия Николаевича «Сло­во о полку Игореве» наконец-то обре­ло под собой реальную основу.

«На городском забрале в Путив­ле Ярославна рано плачет…». Юрий Николаевич твердо убежден, многое из того, о чем нам говорили на уро­ках литературы при изучении «Сло­ва о полку Игореве», было искаже­но. Чаще всего без умысла, а порой и с определенными целями. Каза­лось бы, сам текст поэмы, послужив­ший впоследствии сюжетом для опе­ры «Князь Игорь», всё время натал­кивает на мысль о князе-неудачнике. Однако, почему-то никому в голову не пришла мысль озаботиться тем, чтобы дать объяснения, мотивиро­вать поступки князя Игоря. Как же так получилось, что недостойный князь вдруг стал главным героем величай­шего произведения Древней Руси? Всё имеет свое объяснение. Не стоит ничего выдумывать, уподобляясь ле­тописному Баяну. Для того, чтобы по­знать истину, порой достаточно того, чтобы внимательно прочесть поэму. Прочесть и задать самому себе вопро­сы, на которые самому же и предсто­ит дать ответы. А для этого требуются долгие годы поисков доказательств, изучения всевозможных источников, странствия по тем же местам, где не­когда жили герои поэмы… Как ока­залось, князь Игорь шел через поло­вецкие земли не ради грабежей и ра­зорения, а с тем, чтобы восстановить дедовскую заповедную Тмутаракань. «Преломить копьё» означало, пре­жде всего, искреннее желание заклю­чить мир, установить доброжелатель­ные отношения. В княжеских обо­зах находились не воины, а мастеро­вые люди – градостроители – камне­сечцы. Мог ли князь предать, бросить этих людей, доверившихся его княже­скому слову, позвавшему их в дале­кий путь? Нет, и в этом – весь Игорь! Честь и достоинство, благородство и светлые помыслы которого явно выделялись на фоне других русских князей. Оттого и озлобились они, возвели на князя Игоря напраслину, постарались очернить его дурною ху­лой. И сейчас, в нашем XXI веке, вся­кие подлости встречаются повсе­местно. Не даром говорят, что исто­рия имеет свойство повторяться.

Если с мотивами поступков кня­зя Игоря ещё можно разобраться, основываясь на исследованиях древ­него текста, в чем, несомненно, пре­успел Юрий Николаевич, то вопрос авторства поэмы до сих пор являл­ся тайной. По глубокому и твердому убеждению писателя, автором поэмы является женщина. – Я могу назвать ее имя. Это – дочь киевского кня­зя Святослава, Болеслава! Ещё с дет­ства она воспитывалась совместно с князем Игорем. Поэтому и вся то­нальность «Слова» проникнута ис­кренним сопереживанием, насто­ящей сестринской любовью, – ска­зал однажды мне писатель во время одной из бесед. Вести повествование о княгине Болеславе пока преждев­ременно. Всему своё время. Хочет­ся верить, что наступит черед, когда свет увидит новая книга, посвящен­ная уже автору летописного «Слова».

В мае 2010 года вышел в свет исторический роман-дилогия «Ве­ликий князь», который тут же за­воевал любовь почитателей писа­тельского таланта Юрия Сбитне­ва и заслуженно занял достойное место среди исторических рома­нов современности. Решением ко­миссии по присуждению всероссийской историко-литературной премии «Александр Невский», призванной поддержать интерес россиян к исто­рии Родины, к лучшим музейным проектам и литературным произведе­ниям, посвященным деяниям героев во славу Отечества, книга «Великий князь» Юрия Сбитнева была отмече­на премией.

Романтик и непоседа, для ко­торого, наряду с писательским тру­дом, странствия являются таким же привычным явлением, Юрий Ни­колаевич в последние годы много времени проводит на Черниговщи­не. Как оказалось, корни его пред­ков ведут свое начало из Новгород­Северского. Уже стали доброй тради­цией встречи писателя с чернигов­цами, к которым он относится с осо­бою отеческою теплотой и любовью, принимая на себя взаимные ответ­ные чувства уважения и благодар­ности. Вот и теперь, накануне своего 80-летнего юбилея, Юрий Николае­вич гостит в Чернигове…

Пользуясь случаем, хочется вы­разить Юрию Николаевичу Сбитне­ву глубокую признательность за тру­ды и от всего сердца поблагодарить за прекрасные книги, пожелав до­брого здоровья, благополучия и но­вых творческих открытий! Низкий поклон Вам!

Михаил МИХАЙЛОВ

 
 
 
 
 
 
 
 

Кто  на сайте

Сейчас один гость и ни одного зарегистрированного пользователя на сайте

Наша  фонотека

Песня "На урале"

{s5_mp3}na-urale.mp3{/s5_mp3}

Стихотворение "Казаки"

{s5_mp3}Natalia-zhalinina-kazaki.mp3{/s5_mp3}

Песня "Любо"

{s5_mp3}stih3.mp3{/s5_mp3}